Фрэнк Херберт - Дом глав родов Дюны [= Капитул Дюны]
Восхищаясь рисунком Шианы, Одрейд решила, что определенные комбинации раздражают некоторые человеческие чувства. Слиги в качестве пищи были самой прелестью. Отвратительные комбинации касались ранних экспериментов. А потом опыты выносили приговор.
Это плохо!
В основном, то, что мы называем ИСКУССТВОМ, служит желаниям, утверждая их. Не надо мне этого! Я знаю, что могу принимать.
Чем являлся для Шианы этот рисунок?
Песчаный Червь: слепая мощь, сторожащая спрятанные сокровища. Артистизм в мистической красоте.
Говорили, что Шиана однажды пошутила о своем назначении: «Я пасу червей, которых, может, еще и не будет».
А даже если они и появятся, пройдут годы, прежде чем они достигнут тех размеров, что были изображены на картинке. Не ее ли голос исходил от крохотной фигурки перед червем?
— Со временем будет так.
Запах меланжа наполнил комнату, запах более насыщенный, чем в обычных комнатах Преподобной Матери. Одрейд окинула взглядом обстановку: стулья, рабочий стол, освещение укрепленных глоуглобов — все было расположено предельно удобным образом. Но что за странной формы груда черного плаза в углу? Очередное произведение Шианы?
Комнаты были под стать Шиане, решила Одрейд. Не так сильно, как рисунок, но и вид из окна напоминал ее происхождении, походя на Дар-эс-Балат в глубине пустынь Дюны.
Слух Одрейд уловил шорох со стороны двери. Она повернулась и увидела Шиану. Она застенчиво заглядывала в дверь, не торопясь подходить к Преподобной Матери.
Движения яснее слов: «Итак, она пришла ко мне в комнаты. Хорошо. А кто-то мог бы и не принять моего приглашения».
Обостренные чувства Одрейд заработали при виде Шианы. Самая молодая из всей истории Преподобных Матерей. Ты часто думаешь о ней, как о тихой маленькой Шиане. Она не всегда была тихой и уже совсем не была маленькой, но прозвище прижилось. Она даже не походила на мышку, хотя зачастую и напоминала тихого грызуна, ожидающего на краю поля ухода хозяина. Чтобы устремиться в пшеницу подбирать осыпавшееся зерно.
Шиана вошла в комнату, остановившись совсем близко к Одрейд.
— Мы долго не виделись. Великая Мать.
Первое впечатление Одрейд явно было смешанным.
Прямота и маскировка?
Шиана стояла в тихом ожидании.
Гены Сионы Атридес создали занимательное лицо под налетом патины Бене Джессерит. Зрелость проявлялась на нем в соответствии с образами как Сестринства, так и Атридесов. Твердо запечатлелись следы многочисленных решений. Слабая, темнокожая беспризорница с выгоревшими каштановыми волосами превратилась в уравновешенную Преподобную Мать. Кожа оставалась все такой же темной от многих часов, проводимых на свежем воздухе. Волосы
— такими же выгоревшими. Правда, глаза стали непреклонными и целиком синими, подчеркивая: «Я прошла Агонию».
Что же такое я чувствую в ней?
Шиана перехватила взгляд Одрейд (бене-джессеритская наивность) и поняла, что в нем отражалась давно довлеющая конфронтация.
У меня нет никакой защиты, кроме правды, и, надеюсь, она удержится от исповеди.
Одрейд с большим вниманием глядела на свою бывшую ученицу, дав волю всем чувствам.
Страх? Что я чувствую? Что-то в разговоре?
Твердость голоса Шианы была превращена в мощный инструмент, раздражавший со времени первой же встречи Одрейд. Естественная сущность Шианы (если можно так сказать, сущность Свободных!) была обуздана и перенаправлена. Было отшлифовано ядро жертвенности. Ее способность любить и ненавидеть была сдержана крепкой уздой.
Откуда у меня такое ощущение, будто она хочет сдержать меня?
Одрейд внезапно ощутила свою уязвимость.
Эта женщина ознакамливалась с моей крепостью изнутри. И теперь нельзя уже было забывать об этом.
На ум пришла беседа с Тамейлан: «Она из сохраняющих себя для себя. Помнишь сестру Швангью? Она такая же, только лучше. Шиана знает, куда направляется. Надо тщательней следить за ней. Кровь Атридесов, понимаешь?»
«И я из Атридесов, Там.»
«Мы никогда не забываем об этом! Ты думаешь, мы будем стоять и смотреть, если Великая Мать решила самовоспитываться? Есть пределы нашему терпению, Дар».
— И вправду, этот визит запоздал, Шиана.
Тон Одрейд встревожил Шиану. Она ответила на него резким взглядом, который в Сестринстве называют «БГ безмятежный», и едва ли во всей Вселенной можно было найти более безмятежной маскировки, чем в этом взгляде. Это был не просто барьер, это было нечто. Любое отклонение от этой маски было для нее разрушительным. Сама по себе она была оскорблением. Шиана тут же поняла это и рассмеялась.
— Я знала, что ты придешь спрашивать! Беседа с Дунканом, верно? — Пожалуйста, Великая Мать! Не отрицайте этого.
— Совершенно, Шиана.
— Он хочет, чтобы кто-нибудь защитил его в случае нападения Чтимых Матр.
— И все? — Она что, держит меня за набитую дуру?
— Нет. Его интересует информация о наших намерениях в случае нападения Чтимых Матр.
— Что ты сказала ему?
— Все, что могла. — Правда — мое единственное оружие. Мне надо отвлечь ее.
— Ты разделяешь его мысли, Шиана?
— Да!
— И я тоже.
— Но не Там и не Белл?
— Мои осведомители сообщают, что сейчас Беля готова терпеть его.
— Белл? Терпеть?
— Ты неверно оценила ее, Шиана. Это — твой порыв, — Она что-то скрывает. Что ты сделала, Шиана?
— Шиана, ты думаешь, что сработаешься с Белл?
— Потому что я надоедаю ей? — Работать с Белл? Что она имеет в виду? Не Белл должна возглавлять этот проклятый проект Миссионарии!
Уголки рта Одрейд слегка подергивались. Очередная выходка? Неужели?
Шиана была главным предметом сплетен в столовых Централа. Рассказы о том, как она надоедала Воспитательницам (особенно Белл) и весьма детальные отчеты об обольщениях, вскармливаемые сравнениями с Чтимыми Матрами, принесенными Мурбеллой, были приправлены спайсом почище еды. Одрейд слышала обрывки разговоров не далее, как два дня назад. «Она сказала: (Я воспользовалась методом „позволь мне дурно вести себя“. Очень действует на мужчин, считающих, что они выгуливают тебя по дорожке в саду)».
— Надоедаешь? Ты правильно выразилась, Шиана?
— Подходящее слово: видоизменить, борясь с заложенными склонностями.
И в тот самый момент, когда с губ слетели слова, Шиана поняла, что допустила промах.
Одрейд почувствовала напряженную тишину. Видоизменить? Взгляд ее вернулся к той странной черной груде в углу. Она посмотрела на нее с отрешенностью, которая удивила ее.
Зрелище захватывало. Она попыталась найти согласованность, какую-то подсказку. Но не смогла, даже напрягшись до предела. И в этом цель.
— Оно называется «Пустота», — сказала Шиана.
— Твое? — Пожалуйста, Шиана. Скажи нет. Скажи, что автор там, куда мне не добраться.
— Я создала это ночью неделю назад.
А черный плаз — единственная видоизмененная тобою вещь?
— Изумительное замечание по поводу искусства в целом.
Но не искусства в частности.
У меня есть связанная с тобою Шиана проблема. Ты тревожишь некоторых сестер, — И меня. Есть в тебе дикий пунктик, который мы никак не найдем. Генные следы Атридесов, которые Дункан предложил поискать, заложены в твоих клетках. Что они дают тебе?
— Тревожу Сестер?
— Особенно когда они вспоминают, что ты — моложе всех, когда-либо прошедших Агонию.
— Ну, кроме Отклонений.
— И ты что, тоже?
— Великая Мать? — Она никогда умышленно не ранила моих чувств просто так.
— Ты прошла через Агонию, влекомая своей непокорностью.
— А может лучше сказать, что я воспротивилась зрелому совету. — Юмор иногда смущал ее.
В дверях появилась Престер, помощница Шианы. Она постукивала по стене, пока на нее не обратили внимания.
— Вы велели мне немедленно сообщить вам о возвращении поисковой бригады.
— О чем они сообщают?
Облегчение в голосе Шианы?
— Бригада номер восемь хочет, чтобы взглянули на их результаты.
— Они всегда этого хотят!
Интонация Шианы была подчеркнуто разочарованной:
— Не хотите ли взглянуть со мной на их результаты, Великая Мать?
— Я подожду здесь.
— Я ненадолго.
— Когда они ушли, Одрейд подошла к западному окну: ясный вид на лежащую за крышами новорожденную пустыню. Маленькие дюны. Почти закат и сухая жара, так напоминающая о Дюне.
Что скрывает Шиана?
Молодой парень, почти мальчик, загорал голышом на соседней крыше, лежа кверху животом на матрасе цвета морской волны, набросив на лицо золотое полотенце. Загар у него был бронзовым, под цвет полотенца и рыжеватых волос. Ветерок приподнял уголок полотенца, забросив его на лицо. Устало двинулась вялая рука и восстановила покров.
